Басный в северных диалектах означает красивый или красный, а в XVII веке возможны были и иные смысловые оттенки, как например в бытующем ныне северном слове дроля, содержащем много смыслов: милашка, красавчик, ухажёр, жених, милый сердцу, провожатый с танцев…
Неизвестно, был ли первый из Басниных красавцем, или просто он был яростно рыжим, будто генетическое воспоминание о кельтском прошлом Европы, но только известно, что был он ловким и бедовым, что в конце XVII века отважно покинул родные Холмогоры и направился с ватагой лихих людей в Сибирь. Этого молодца с прозвищем басный звали Максимом, а не Михайлой, как полагают сибирские потомки Басниных. Дойдя до Илимского острога, он осел там и женился на илимчанке. Из его детей лишь сын Тимофей преуспел в торговом извозе. Его сметливость и широта предпринимательства и заложили основы богатств торгового дома Басниных.
Именно Тимофей первым стал вести подробные и аккуратные записи – «мемориалы», как эти записи именовал сын Тимофея Пётр. Мемориалы продолжали и другие потомки Тимофея; записывались цены, покупки и продажи, китайские смуты, неурожаи, а Василий Николаевич взял даже за правило записывать ежедневные наблюдения погоды. Благодаря мемориалам мы знаем, например, что Тимофей дружил с Григорием Шелиховым и даже вошёл в его Русско-Американскую компанию, что баснинские капиталы помогали освоению Аляски, что один из Басниных сгинул в аляскинской экспедиции Ивана Кускова. Мы узнаём, что Радищев останавливался в постоялом дворе Тимофея Баснина, что Пётр Тимофеевич дружил с М. М. Сперанским и даже навещал опального сановника в Перми.
Удивительна история Ирины Тимофеевны Басниной. Статная и весёлая красавица рано потеряла горячо любимого мужа и ушла в Знаменский монастырь. Через 10 лет послушания Илария (Ирина Баснина) получила должность игуменьи. Её стараниями монастырь быстро богател и был переведён из третьего разряда во второй. Такие успехи не проходят даром. Поссорившись с иркутским архиепископом Иринеем, игуменья Илария была отстранена от должности, но снова возвращена с триумфом стараниями братьев Петра и Николая. Она умерла в 1837 году. Её место заняла Августа Сибирякова, сестра богатого иркутского купца. Из мемориалов узнаём, что Баснины покупали у Сибиряковых пароходы, что радушный баснинский дом в Кяхте посещали норвежские и немецкие учёные Фредерик Дус, астроном Христофор Гантенс, Адольф Эрман и востоковед Д. В. Игумнов.
Сухие угловатые записи семейной хроники и фрагменты обширной переписки открывают панораму энергичной деятельности купеческого клана, упорно тянущегося к знаниям и искусствам и привлекающего к себе словно магнитом любого человека, прибывшего из Европы.
Прекрасно понимая, как «деньги делают деньги», Тимофей Максимович упрямо хранил и детям завещал отцовский девиз: « Богатей в Бога».
Как это расшифровать? Русские грамотные крестьяне и купцы, надо думать, знали и любили 111 псалом:
«Блажен муж, бояйся Господа,
В заповедех Его восхощет зело…
Сильно на земли будет семя его
Слава и богатство в дому его,
И правда его пребывает вовеки…»
«Помни - говорил Тимофею отец его Максим – сокровища суть не деньги, а добрые дела во имя Господа исполняемые»
Нам, нынешним прагматикам, ненавидящим всякий пафос, эти обращения к совести не внушают доверия, но вдруг делают понятной любовь первых Басниных. к чтению и собирательству духовных книг и нот. Кажется, все Баснины сохраняли в своей душе и памяти этот завет пращура Максима.
Собираясь петь дифирамбы баснинской породе, думаю: прилично ли это, ведь прославляя предков, косвенно похваляешься сам. К сожалению, вполне прилично. Неприлично, напротив, топтать своё прошлое. Я наблюдал, как благородные черты предков постепенно угасали в потомках. Нам лишь остаётся самозабвенно работать и надеяться, что настанут благословенные времена, когда счастливый баснинский ген весело взыграет в ком – нибудь из наших правнуков.
8.1. Вот запись в дневнике Анны Николаевны Басниной – Верхоланцевой от 5 октября 1918 года: «… Вчера умер папа. Сегодня похоронили. Сгорел ларец, полный драгоценнейших мыслей. За три дня до смерти сочинял марш Краснозвездных. В 76 лет он был молодым и шёл впереди…»
Это умер Николай Васильевич Баснин, коллекционер гравюр и рисунков старых мастеров. Ноты марша Краснозвёздных не сохранились. А за два дня до смерти Н.В. Баснина из тюрьмы был освобождён его зять, муж его дочери А.Н. Басниной, Василий Павлович Верхоланцев, совладелец пресненского машиностроительного завода, который и сегодня виден на правой стороне Красной Пресни. Он не разделял воодушевления своей жены и тестя по поводу Октябрьской революции. Он любил декламировать стихотворение А.К. Толстого «Порой весёлой мая», написанное ещё в 1870 году.
«… Чужим они, о, лада, немногое считают;
Когда чего им надо, то тащат и хватают…
……………………………………………………
Но что же делать надо, чтоб не погибнуть краю?
Такое средство, лада, мне кажется, я знаю.
Чтоб русская держава спаслась от их затеи,
Повесить Станислава всем вожакам на шеи.
Тогда пойдёт всё гладко и станет всё на место.
Но это средство гадко! Воскликнула невеста…
……………………………………………………
Как ты безнравствен, право! В сердцах сказала дева.
Ступай себе направо, а я пойду налево…»
8.2 В.П. Верхоланцев помрачнел после Октября и его отношения с женой резко ухудшились. Супруги стали часто ругаться. Моя мама, которой тогда было 10 лет, рассказывала мне, что даже украла из ящика стола отцовский револьвер и хорошенько припрятала его на всякий случай.
Вскоре начались грабежи и экспроприации. Вот тогда вдова Н. В. Баснина – Энн Элизабет Вильямс пригласила домой директора Румянцевского музея
Н.И. Романова и по описи передала всю коллекцию гравюр и рисунков своего покойного мужа на хранение в Румянцевский музей. Мудрость её поступка подтвердилась дальнейшими событиями. Редкая коллекция, любовно собираемая долгие годы Василием Николаевичем и Николаем Васильевичем Басниными не пропала. Тут следует воздать хвалу ирландской честности Э. Вильямс. Ведь, узнав о смерти Н.В. Баснина, из Англии приезжали представители английских антикваров и предлагали за коллекцию большие деньги, но упрямая «баба Лиза», как звали её домашние, наотрез отказалась от сделки. Этот её поступок тем более удивителен, что, дожив до 1932 года, она так и не выучилась русскому и регулярно ходила в английское посольство читать английские газеты.
Н.В. Баснин в конце 1860 – х. годов жил в Париже. Учился игре на фортепьяно у Данке и Стенфенвелле и композиции у Гектора Берлиоза. У меня сохранились ноты его сочинений для фортепьяно и сонат для виолончели с фортепьяно, изданные в Париже в 1878 году. Что же можно сказать о музыке моего прадеда? Может быть, когда-нибудь она и покажется милой. Ведь любуемся мы Шервудовским зданием Исторического музея, ведь гордятся же немцы резиденцией Людвига Баварского замком Нойшваанштайн. А ведь всего полвека тому назад всякая эклектика, и уж тем белее инспирированная архитектурными воззрениями Виоле ле Дюка, считалась хрестоматийным образцом дурного вкуса. Пианистическая техника Н.В. Баснина, судя по его сочинениям, была довольно высокой. Играл он и на виолончели. Композиторские же идеи богатому купеческому сыну Гектор Берлиоз преподал банально-академические. Встречается милая задушевность в духе Чайковского, встречается подражание траурному маршу Шопена, есть влияние эклектического демонизма Ференца Листа. Но творчества Шумана, например, мой прадед не знал. Зато в его нотной библиотеке были сочинения Палестрины и Фрескобальди, и это задолго до того, как Ванда Ландовска взялась пропагандировать старинную музыку. В Париже у Н.В. Баснина был круг друзей – музыкантов, Мориц, например, с которыми он разыгрывал квартеты.
Он женился на красавице ирландке. 8.3. Сохранилась фотография начала 1860 годов. Тонкая девушка с светлыми, гладко причёсанными волосами. Голова прекрасно вылеплена, светлые прозрачные глаза смелы и серьёзны.
Энн Элизабет Вильямс была простой кёльнершей, её братья трудились на Ламанше лоцманами. Семейное предание гласит, что она была кузиной посредственного прерафаэлита Джеймса Коллинсона, а от других родственников я слышал, что она была кузиной Уилки Коллинза.
Как бы там ни было, а гордиться тут особенно нечем, считала вся моя родня. Уж если зашла речь о прерафаэлитах, замечу, что «стиль искусств и ремёсел», изобретённый Вильямом Моррисом и модный в интерьерах богатых купцов – коллекционеров, почти не присутствовал в комнатах Н.В. Баснина. Исключение составляли некоторые предметы абрамцевской мебели и дубовые кресла, спроектированные В.М. Васнецовым по мотивам орнаментики русских перемётных скамей XVII века. Я думаю, что увлечение социализмом марксистского толка Н. В. Баснин позаимствовал у прерафаэлитов. Это увлечение было модным в конце 60 годов. Это был своего рода дендизм, и никто не мог тогда представить себе, к каким последствиям приведёт лёгкое поветрие.
Красавица ирландка оказалась очень строптивой: « В вашу свинскую страну я не поеду». Но начались несчастья Франко-прусской войны 1870года: Седанская катастрофа, Парижская Коммуна, немцы подошли к Парижу. Отец Николая, Василий Николаевич был ещё жив. Он шлёт телеграмму: «Выезжайте к испанской границе». Молодая пара с грудным сыном бежит в Россию. В России они зажили счастливо. Родились ещё три дочери: Ольга,
Анна (моя бабка) и Софья. В будущем именно Софье довелось быть хранительницей большей части наследия Басниных.
Молодая жена любила стерильную чистоту и порядок. Тряпка была любимым её предметом. Однажды счастливый муж принёс домой новое приобретение – бронзового китайского дракона времён династии Сун. Часто он подолгу любовался этим колючим раритетом. Но недолго длилось счастье. Как-то возвращается он со службы и видит своего дракона сверкающим на солнце. Вся тысячелетняя патина была уничтожена упорным усердием жены. Муж упал в кресло и разрыдался. Точно так он рыдал ещё один раз в жизни, когда узнал о желании своей любимой дочери Анны выйти замуж. Он мечтал перевести её из Строгановского училища в училище живописи, ваяния и зодчества (на Мясницкой), а потом отправить её учиться в Париж или Мюнхен. Он мечтал видеть свою любимую дочь, по крайней мере, новой Анжеликой Кауффманн или Артемизией Джентилески, но нет мечты: она станет женой промышленника, пойдут дети. Стены дома «технаря», (как бы теперь сказали), бездарно примут на себя многочисленные фотографии, а в мебели будет господствовать мещанский тонет. И она вышла замуж, и были дети, но работала художником- декоратором до самой смерти и воспитала одну из дочерей художницей.
Николай Васильевич Баснин, унаследовав отцовскую коллекцию, постоянно пополнял её и освобождался от сомнительных листов. 8.4. Очень интересен рассказ его младшей дочери Софьи: «Как отец собирал гравюры? Ходил на Сухаревку, на Трубную, приносил грязные, скомканные листы, расправлял их, размачивал и клал на мраморную доску, посыпал тальком. Принёс однажды гравюру в комке грязном – оказался Рембрандт (три дерева). Эта гравюра была им продана…». Он обожал резцовую гравюру и офорт. Он любовался своими сокровищами и
новыми приобретениями лишь при свечах, каждый раз гася электричество. Только произведения глубокой печати он считал достойными именоваться гравюрой. Репродукционную ксилографию он резко критиковал: « … она дышит каким – то холодом…». К литографии относился с почтением, судя по многочисленным альбомам Гаварни в его библиотеке. Но он коллекционировал не только гравюры и рисунки. На стенах его квартиры, оклеенных тёмными обоями решительного рапорта, висела живопись. Он очень ценил картину неизвестного испанского караваджиста, изображавшую монаха – францисканца. Он считал, что это подлинный Хусеппе Рибера. Висел ещё один испанец XVII века. Картина изображала святого Яго на коне, избивающего мечом мавров. Эту вещь ошибочно приписывали кисти Ляс Рюэляса. Был также этюд Левитана, но совершенно не характерный для этого живописца. Этюд напоминал скорее живопись Клевера. Была скульптура Паоло Трубецкого, изображавшая Марфу Посадницу. Кроме многочисленного севрского и китайского фарфора была и бронза, например, японская скульптура XVIII века, изображавшая богиню Куанон.
Коллекционерская страсть прадеда принимала иногда комические формы. Бабка рассказывала маме, как её отец ползал на коленях перед своим другом Н. С. Мосоловом, умоляя продать какой-то перстень. Этот эпизод семейной хроники всегда был неприятен мне, может быть поэтому я с предубеждением относился к офортам Н. С. Мосолова. Его копии Рембрандта всегда казались мне аматорскими. Теперь - то я понимаю, как трудно копировать Рембрандта, как трудно передать его демонстративную профанацию рисунка, оставаясь при этом мастером. Любители изящных искусств конца XIX века аплодировали новаторскому стремлению Рембрандта к веризму, его трактовке библейских персонажей с эпатирующей простоватостью. Как же мог Н. С. Мосолов, копируя Рембрандта, уловить и удержать обаяние XVII века ? В комнате бабки и в комнатах её сестры С. Н. Басниной висели деревянные доски овальной формы. На них горячей иглой были выжжены головки и полуфигуры модных дам 1879-1881 годов. Стилистически это было нечто среднее между комиксными рисунками А. Робида и офортами Ф. Ропса. Было в этих рисунках даже что-то от помпьеров. Напускная виртуозность соседствовала тут со школярской робостью. Всё это были работы Н. С. Мосолова. Нужно было очень любить своего друга коллекционера, чтобы позволить этим вытянутым овальным пирогравюрам висеть рядом с французскими миниатюрами эпохи директории.
Н. В. Баснин принимал активное участие в общественной и художественной жизни Москвы. Он, например, участвовал во встрече коллекционеров и художников с Анри Матиссом и даже беседовал с ним. Он сотрудничал с И.В. Цветаевым в организации музея слепков. Его доклад «О значении гравюры в сфере искусства», прочитанный им на Первом съезде художников и любителей художеств в Москве, был тогда же напечатан в журнале «Артист» за 1894 год. Дом Н.В. Баснина посещали искусствоведы Н.И. Романов и
И.В. Цветаев, И.Я. Билибин, В.Д. Поленов и талантливейший русский живописец И.С. Остроухов. А. Н. Баснина вспоминала, как, показывая свой знаменитый пейзаж «Сиверко», И.С. Остроухов говорил: « Ну что? Чем хуже Левитана?»; Анна Николаевна отвечала « О! Левитан!». Позже всю жизнь жалела, что не поддержала энтузиазма И.С. Остроухова, по её мнению «Сиверко» ничем не уступал даже лучшим пейзажам Левитана.
Но все типичные наследственные черты сосредоточились в отце Н. В. Баснина, в Василии Николаевиче Баснине (1799 – 1876) ): ловкость, красота и удачливость, оригинальность методологии при всякой работе, постоянное стремление к самообразованию, наблюдательный и насмешливый ум, ветхозаветное понимание справедливости, музыкальность, любовь к книгам, рисункам и гравюрам, любовь к садам и оранжереям.
Обычно все публикации о В.Н. Баснине сразу обращаются к его дружбе с декабристами. Они начинаются с портрета молодого Баснина, начертанного вскользь декабристом А.Н. Муравьевым: « Раз как-то сел за фортепьяно ловкий и элегантный молодой человек; к удивлению моему, я узнал, что это был иркутский купец Баснин. В то время богатое купечество составляло местную аристократию и по образованию и по обхождению далеко опередило купцов, встречающихся по ту сторону Урала».
В юности своими глазами я видел портреты В.Н. Баснина и его жены, написанные иркутским художником Михаилом Васильевым в 1821 году. Они висели до 1955 года на стенах комнат С. Н. Басниной. Замечу, родовыми портретами даже дворян часто обслуживали крепостные художники, а не профессионалы. А купцы и подавно не могли заказать портрет у Лампи.
На родовых купеческих портретах страдает перспектива, кисти рук плохо нарисованы, но, удивительно, при всё при том голова почти всегда идеально построена, глаза умело всажены в орбиты, уши четко вылеплены и всегда на месте относительно скуловой кости. Сходство всегда поразительное, почти веласкезовское. Выразительность этих примитивов бывает так остра, что рядом с ними неловко висеть гладкому Брюллову.
8.5 На портрете В.Н. Баснина работы дилетанта Васильева мы видим щегольски одетого молодого человека, столь привлекательного, что напрашивается сравнение с Евгением Онегиным. Лицо безмятежное, такое бывает у красивых и удачливых людей. В сходстве не приходится сомневаться и тому подтверждение фотографии его детей работы Карла Мазера, шведского художника, посетившего Сибирь.
Молодая жена В.Н. Баснина, Елизавета Портнова, написанная тем же Михаилом Васильевым, поражает своим доверчивым простодушием и добротой. Лицо вполне крестьянское, несмотря на господскую причёску и покрой платья, где талия перехвачена под самой грудью. Если тут же взглянуть на фотографии супругов московского периода их жизни,то
сразу бросится в глаза выражение какой-то обиды или даже озлобленности, взгляд полон суровой недоверчивости. Как жизнь прессует душу! Сколько разочарований, сколько надежд утрачено! Василий Николаевич устал от торговли, которую в душе никогда не любил. Его ссора с Муравьёвым – Амурским, генерал-губернатором Восточной Сибири, была, мне кажется, лишь предлогом к тому, чтобы свернуть все дела и покинуть Иркутск. Он не мог примириться с жесткой политикой Муравьёва по отношению к китайцам. Он помнил свою юность, когда он руководил торговым домом в Кяхте. Китайские купцы очень любили сметливого и симпатичного русского. Они звали его ласково Ва Синь Ка. В.Н. Баснин уехал под улюлюканье купеческой братии, продав дом, бросив роскошный и любимый сад.
А Елизавета Осиповна почему так сурова? Она – мать восьмерых детей, что в ту пору вовсе не было подвигом. Из них живы только два сына – Иван и младший Николай, старший сын Николай, драгун, погиб в Крыму, в сражении при Курюк – Даре.
Но, возвращаюсь к портретам, где супруги ещё так молоды, обаятельны и полны надежд. В 1828 году В.Н. Баснин предпринял путешествие в Петербург. Все свои впечатления он изливал в письмах к молодой жене. Язык этих писем так же провинциален, как портреты талантливого иркутянина Васильева. Этим языком мог бы с успехом воспользоваться Островский в своих комедиях: «Многого сказать – но близко к истине; кажется, видишь совершенную гармонию в составе тела отмеченной нами одной из Бертранд. – Истомина, некогда легкая, как зефир, теперь богиней здравия налита до степени, которая уменьшает очаровательность её танца; но в изображении страстей её надобно отличить от других…» В. Н. Баснин, ровесник Пушкина, а потому с удовольствием привожу впечатления от балерины великого поэта:
« … Стоит Истомина; она,
Одной ногой касаясь пола,
Другою медленно кружит,
И вдруг прыжок, и вдруг летит,
Летит, как пух от уст Эола;
То стан совьет, то разовьет
И быстрой ножкой ножку бьет…»
Меня, художника, привел в восторг письменный отчет моего пращура о посещении мастерской Венецианова. Венецианов очень тепло принял сибиряка, они вместе посетили Эрмитаж. Теплота их встречи объясняется тем, что эти люди были очень близки сословно. Сибиряк довольно сухо отзывается о картине К. Брюллова «Итальянский полдень», только что присланной из Рима. В.Н. Баснин шлёт отчёт о своих покупках: «Я купил картину, изображающую очень натурально персик ( за 50 рублей), и три прекраснейшие картины из гипса вытесненные, изображение и работа известного художника графа Толстого (за всё 35 рублей)…»
Описание обедни в Казанском соборе полно характерных для В.Н. Баснина сарказмов и критиканства: « … Певчие хороши по голосам,
но гармония в пении не очаровательна: были места, но очень мало – им отдана признательность. Внутренность украшена гранитными колоннами, шлифованными и исполинского вида. Разрисовка Вераз мне не понравилась. Образа близко видеть не довелось - но в сём приделе не видно редкой живописи…». Деликатный иркутянин не стал, как видим, пробиваться к амвону, но в другой раз ему повезло больше: « После полдня я видел торжественную сцену молебствия в Казанском соборе … … Съезд начался с первого часа дня. Царская фамилия приехала в два. Митрополит, придворные певчие и протодиакон; ряды вельмож, первых в государстве. Шум от большого стечения публики, совершенно подобной, как я помню, шуму при Байкале в бурную погоду – были для меня интереснейшими и совершенно новыми предметами. Молебствие было с коленопреклонением – с крепости производилась стрельба». Десятилетием позже маркиз де Кюстин описал подобное молебствие с участием императорской семьи с точно такой же едкой наблюдательностью. В.Н. Баснин имел счастье слышать знаменитую Придворную певческую капеллу, руководимую тогда
Ф.П. Львовым, старавшимся изгнать из русской церковной музыки дух Сарти, и тут обычной баснинской критики не последовало.
8.6. Все эти письма В. Н. Баснина молодой жене в Иркутск предназначались для общественного прочтения в семейном кругу, поэтому в них всегда присутствует некоторая приподнятость, но образность языка сторицей искупает все провинциализмы: « Вчера до самой ночи я простоял на Исаакиевском мосте: спускали корабль. Как любопытно взглянуть на эту громаду, которая скоро понесет в воды океана грозу и величие российского оружия. Строится в верфи адмиралтейства другой, много превосходящий в величине первого. Нельзя, не видевши, составить себе истинное понятие, как колоссальны эти плавучие страшные домы…».
Оставляя в стороне общеизвестные связи Басниных с декабристами, хочу обратить внимание на замечательную черту характера В.Н. Баснина – его любовь к естественным наукам. Он был селекционером, первым акклиматизировавшим в условиях сурового иркутского климата европейские и экзотические плодовые деревья и цветы. Из его сада, вскоре превратившегося в общественно-городской, любой желающий мог получить черенки и семена.
Его богатой библиотекой так же широко могли пользоваться иркутяне, а я до сих пор пользуюсь принадлежавшим ему словарём живописцев и гравёров, изданным в Цюрихе в 1779 году. Словарь на немецком языке напечатан трудным готическим шрифтом, но среди биографий очень многих гравёров оставлены карандашные заметки моего прапрадеда.
Михаил Верхоланцев
12 декабря 2007 года